Литературная гостиная

Дед Мирон и Васяга

   Одиночество деда Мирона из лесной деревушки Сосновки скрашивал подарок внука – сибирский кот. Крупный, дымчатый, с простецким уличным именем Васяга, был он равноправным жильцом дед-мироновской избенки. Хозяину никогда не приходило в голову взвесить котяру. Но по прикидкам, после плотного перекуса весил этот домашний баловник и дворвый разбойник не меньше чем с полпудика.
   Он никогда не мешался под ногами, был степенным и обстоятельным. Его зеленоватые, малость косящие плутоватые гляделки всегда держали Егорыча в поле зрения. А маленький влажный носик – и в зоне обоняния. Даже пребывая в глубокой дреме и тарахтя, как маленький тракторок, Васяга все слышал и чуял.
   В часы магнитных бурь и резких колебаний атмосферного давления он приводил в идеальный порядок свою серебристую пушистую шубку и деловито, без особых предупреждений, располагался на ревматических коленях Мирона Егорыча. И в этот момент еще не сразу можно было разобрать, кто хозяин в этой избе, а кто подопечный. В общем, жили они, следуя старинной пословице «С кем мир да лад, тот мне друг и брат».
   Дед гладил приятеля своей клешневатой пятерней, и никаких ему супермазей от ломоты в суставах не требовалось.
   Ловлю крыс и мышей считал Васяга занятием легкомысленным. Да и нужды не было. А в наступившем году эти грызуны еще и именинниками были каждый божий день. Почто их трогать?
   Иногда котище пропадал на полдня или даже на целую ночь. Возвращался, не мяукая. Сам открывал дверь в сенцы, а в избяную гулена звучно царапался. Да так, что дед Мирон и с изрядно подсевшим слухом всегда слышал его приход.
   Как и у большинства благородных особей, была у Васяги одна слабость.

Уж очень он любил кушать золотисто-рыженьких карасиков из речушки Смородинки, чей берег был в полуверсте от крыльца

   Позаросла речка осокой. По зимам заморы были. Так что из рыбы только караси и остались. И то некрупные.
   Может и неурочно, но решил старик вылазку на рыбалку совершить. Уж больно хотелось Васягу карасиками побаловать, на дробинку толстячков надергать. Зима была сплошной оттепелью, снега до самого новогодья не выпадало.
   Проверил и кивок, и хлыстик, леску тонюсенькую наладил. Да вот беда  – от дома надолго отлучаться опасно было. В Сосновке жилых только три избы в зиму и оставались. Старухи по городам разъехались, к детям да внукам на зиму перебрались.
   Страшно было оставлять подворье из-за незванных гостей. Все дома ворюги облазили. То за иконами все охотились. Приедут на вездеходе, замочки немудреные срубят и тащат все, что под руки попадется. А совсем недавно из бань да сараюшек фляги да тазы похитили. И как хваталки не отсохнут! Беда!
   На крайний случай внук Данилка оставил деду Мирону «отмазку». Даже две. Во первых – старую ракетницу с двумя патронами к ней.
   – Пали, – инструктировал внук, – зеленой по машине ихней. Может, в бак попадешь. А красную в сторону сельсовета направляй. Авось начальники увидят, на помощь придут.
   Еще посмеялся Егорыч над этим оружием, но все же припрятал.
   Да еще листок заботливый внучек оставил с текстом печатным.
   – Будешь на Смородинку уходить, – наказывал, – этот листок у замка оставляй…
   Решился все же Егорыч, с утра пораньше на речку собрался. Васяга, при всей его вальяжности и лени, не отставал от него. И даже немного возбудился, явно одобряя намерения старика.
   Дед Мирон исполнил все в точности, как наказывал Данила. Приколол гвоздиком записку к двери около замка. В ней крупными буквами с завитушками, под старославянскую вязь, было набито:
   «ЗДОРОВО, ВОВАН! Я ОТВАЛИЛ НЕНАДОЛГО, НА СТРЕЛКУ. ВЫЙДИ НА ГАНСА ИЛИ РАШПИЛЯ. ПЕРЕДАЙ, ЧТО СТВОЛ У МЕНЯ. ХИЛОГО ВЧЕРА ЗАМОЧИЛ...»
   И подпись: «СИПЛЫЙ».
   Чуть ниже приписка уже корявым стариковским почерком: «За икону убью на Х…»

Петр Родин