Имена

Деревня не могла прийти к другому, или Письмо из 34-го года

Мы продолжаем путешествовать по одноэтажной России, и не только в пространстве, но и во времени. Поводом для этой встречи послужило письмо 1934 года, написанное Василием Петровичем Катышевым дяде Ивану Васильевичу Замыслову в Прудовку.

Добрый день! Дяденька Иван и тетенька Анна. Первым долгом спешу передать от имени всей нашей семьи свой сердечный привет и уведомляю Вас всех в том, что мы пока все живы и здоровы…

Кажется, обычное письмо. Если не знать, что Василий Петрович Катышев раскулачен и сослан в Сибирь, откуда он и пишет. В редакцию принес письмо Александр Анатольевич Перов, правнук адресата, и мы с ним побеседовали о тех временах и о деревне в целом. Александр изучал историю своего рода и историю деревни Прудовки. Занимался в архивах. Оттуда, кстати, письмо. Иван Васильевич, житель Прудовки, был депутатом Государственной думы в 1906 году. Был выставлен по списку партии кадетов в Учредительное собрание в 1917 году. Расстрелян в 1937 году по обвинению в антисоветской агитации.

– В письме он просит посодействовать, чтобы им разрешили вернуться. А Иван Замыслов и сам не знал, куда обращаться. И это не единичные случаи, списки раскулаченных были большие. Возьмем, например, Александра Ивановича Торопова. Полный георгиевский кавалер, был в немецком плену, работал у немецкого помещика, где научился вести хозяйство. Вернулся с войны, завел хозяйство, пашню, пасеку, сад. Пятеро детей. А результат – его дело в Балахнинском архиве. Обложили твердым заданием и за то, что вовремя не уплатил, присудили возместить его вчетверо. В справке он пишет: я посеял столько-то ржи, столько-то овса. А меня заставляют столько-то заплатить. А где же я это возьму?

– Александр Анатольевич, а почему возник интерес к этому периоду?

– От родственников часто слышал, как проводилась коллективизация. Дочь Ивана Васильевича Замыслова Вера Ивановна рассказывала: «Когда отца стали раскулачивать, односельчане стали приходить, мотыги забирать, инструмент : это уже не твое». Об этом сегодня говорить сложно, кому-то неприятно слушать, но это было на самом деле. Жители одной деревни, веками жившие бок о бок друг с другом, и вдруг возникает такая ненависть, взаимная вражда. В основе зависть. И этому поспособствовала власть, которая это разрешила и попустила.

Во время нэпа деревня зажила, крестьяне получили землю. Стало большое количество середняков. Экономика развивалась. Строились мельницы, люди обзаводились скотом. Нэп просуществовал до конца 20-х годов, а затем был взят курс на сплошную коллективизацию. Деревня была разделена на бедноту и середняков, это сказалось во время раскулачивания. Когда ремонтировал дом в Прудовке этим летом, нашел письма, там написано: в деревне Прудовке возникло два противоборствующих лагеря, можно сказать, – колхозников и тех, кто был раньше торговцами, кустарями. Это конец 20-х годов. Противоборство в деревне уже было. Бедноты было меньше, но в то время ставка была сделана на пролетариат и беднейшее крестьянство. И все, что делалось в деревне, делалось с опорой на бедноту. Не случайно, когда стали образовываться колхозы, комбеды могли прийти забрать борону или другой инструмент.

Поэтому и стал заниматься в архивах – правду хотелось узнать, историю, судьбу деревни, что произошло. Я сюда приехал в 1989 году, начал работать в колхозе. Постепенно, спустя лет пятнадцать, меня стала интересовать тема деревни. Когда общался с родственниками, возникали некоторые вопросы. Полную информацию они не могли мне дать, и я стал обращаться в архивы, где можно было все уточнить и выяснить всю правду.

К началу коллективизации было много зажиточных крестьян, у них были лошади, мельницы. И первый этап коллективизации – это раскулачивание. Причисляли к кулакам и затем все отнимали и высылали. Таких в Воскресенском районе было много. Но в Балахнинском архиве их нет, есть только те, кто обложен твердым заданием, лишен избирательных прав. А тех, кого высылали и все отнимали, нет потому, что они не возвращались.

Кроме раскулаченных оставались зажиточные крестьяне, у которых было свое хозяйство. А курс в стране был взят на сплошную коллективизацию.

Как заставить человека вступить в колхоз? Каким-то принуждением. И тут вступает в действие обложение твердым заданием

Вот пример из Балахнинского архива, деревня Соловьиха, Анна Ивановна Замыслова. Сельский совет в счет уплаты твердого задания дал ей указание сдать корову. И она обращается с жалобой в Воскресенский исполнительный комитет. Его решение – ходатайство отклонить. Твердое задание было такого объема, что человек не мог с ним справиться. И он вынужден был расставаться с нажитым хозяйством.

– Что еще повлияло на интерес к тому периоду?

– В списках лишенных избирательных прав и тех, кто обложен твердым заданием, был мой прадед Иван Васильевич Замыслов. Его дело в Балахнинском архиве, в деле 41 лист, где он сам описывает всю предыдущую свою деятельность за несколько десятилетий. Там же справки о том, что накладывал сельсовет, решение комитета бедноты. В 30-м году у Ивана Васильевича была семья девять человек и две коровы и в качестве твердого задания было наложено сдать одну корову. Они сдали. В 31-м году – сдать вторую корову. И там, в архивном деле, все его обращения, ходатайства в Воскресенский исполнительный комитет: как будет жить семья из девяти человек, притом в семье в основном женщины и дети.

Эта подробнейшая информация, где сам человек, которого раскулачивали, обкладывали твердым заданием, пишет о себе, – это все находится в открытом доступе. Не надо подтверждать, что ты родственник. Именно в Балахнинском архиве приезжай и читай. Очень интересно. Все дела разложены по сельским советам. Такой интересный факт: когда Ивана Васильевича обложили твердым заданием и он был не в состоянии его выплатить, он отказался в пользу сельского общества от своего надела в девять десятин в надежде, что налогов не будет. Землю общество забирает, год проходит, а твердое задание остается. И он пишет: «На каком основании? Земли у меня нет». Был вынужден уехать на заработки в другую область.

Почему деревня к этому пришла? Она не могла прийти к другому. Нужно было опираться на хозяйственника, на тех, кто умел и хотел на земле работать. У нас же ставка принудительно была сделана на бедноту. Почему? Потому что человеком, который ничего не имеет, легче управлять. Ничего не имеет, ничего не помнит и не знает. В то время это нужно было. Из деревни выжимали последние соки. И то, что мы сейчас имеем, это последствия тех времен.

– Сейчас у нас тоже не все благополучно в деревне…

– Государство должно было лицом повернуться к деревне. Сначала была помощь и фермерским хозяйствам. У нас нет долгосрочной программы поддержки сельского хозяйства, которая была бы рассчитана на десятилетия, чтобы человек знал, что его ждет через пятнадцать-двадцать лет. У нас шаг вперед, два шага назад. Невозможно спрогнозировать, выстроить свою жизнь. И пока такое положение будет, у нас ничего не наладится.

Беседа завершилась. Деревня в ХХ веке пережила многое: коллективизацию, послевоенный голод и развитие 60–80-х годов. И снова развал. Пока мы не найдем ответы на поставленные вопросы, не будет благополучной одноэтажной России.

Александр ВОЗДВИЖЕНСКИЙ

Фото Сергея Токарева и автора