Здесь живет счастье тех детей, которые давно стали взрослыми и серьезными
Ребята, привет! А вы знаете мультфильм «Фиксики»? У нашего Мазюки он один из самых любимых. Да-да,...
Накануне нового, 1946 года Татьяна Рыбкина рисовала Счастье, а за год до этого прошла концлагерь
На новогодней елке Татьяны Васильевны Рыбкиной почти нет новых украшений. Они ей и не нужны. Каждый год она ставит елку именно из-за этих простых старинных игрушек – ватных, стеклянных, бумажных, о каждой из которых может рассказать историю.
Но самое близкое к сердцу, говорит она, это, конечно, человечки. Они живут в ее семье с 1945 года.
– Это было в декабре 45-го года, когда мы уже жили мирно, – рассказывает Татьяна Васильевна. – Перед Новым годом никаких игрушек не было, и все пришлось делать своими руками. Мы рисовали человечков разных национальностей.
У меня таких фигурок семь штук. Вот это, например, турок, это цыганочка. Это гном, который несет детям блюдо с кашей. А это Счастье – у него трилистник.
Жили мы тогда в городе Егорьевске Московской области. Мама пригласила соседских детей, какой-то чай организовала. Была наряжена елка, и мама с нами играла. Я очень хорошо помню игру, когда мы сидели на полу вокруг елки, расставив ноги, и нужно было через ножки прыгать. У меня в то время сил не было еще совсем, и я только перешагнуть могла, потому что мы прошли концлагерь...
В 41-м, конечно, все чувствовали, что будет война. Мы тогда жили в Ленинградской области, немного южнее Онежского озера и реки Свирь, которая соединяет Онежское озеро с Ладожским. Четырнадцатого июня отца призвали в армию, на переподготовку, а 22-го началась война.
Нашу местность завоевали финны. Это было осенью, все уже было вырыто, все заготовлено, и они сразу же отобрали все продукты. Начался голод. Позднее, примерно через месяц, нас вывезли в Петрозаводск.
Там было сделано семь концлагерей. Мы попали в пятый, около железнодорожной станции. Они окружили эту территорию колючей проволокой, установили вышки, ну и сразу же установили нормы питания ленинградской блокады. Начался такой дикий голод – в месяц, у меня есть документы чрезвычайной комиссии по Петрозаводску, в нашем лагере умирало от 150 до 170 человек. Всего в лагере было семь тысяч человек, к концу осталось четыре.
Теснота была дикая. В комнате жило по многу семей, поэтому сразу начались инфекционные болезни, и через три месяца от дифтерита умер младший мой братик Мишутка. Восемь месяцев ему было. Помню, как он болел, как умер, помню. Хоронить не успевали и поэтому складывали мертвых в сарай, а Мишутке сделали гробик маленький, и мы с братом со старшим, он на пять лет старше меня, несколько раз подходили к этому сараю, навещали его, пока не увезли. Рабочие потом сказали, что не хватило земли присыпать его, и он остался сверху. Это всю жизнь для нас больное место.
Взрослые и подростки работали: сначала лес заготовляли, потом появились какие-то производства. А мы оставались одни, дети.
Мне было всего два года, когда мы попали туда, и я, можно сказать, выжила только благодаря старшему брату
Потому что, когда попадала какая-то еда, я бы, конечно, съела сразу же, моментально, а он, несмотря на то что ему восемь лет только было, волевой мальчик был, наверно, поэтому мы дожидались, когда мама придет с работы. С работы приходили поздно, жили при лучине. Никакого света, конечно, не было, и отопления тоже не было, просто из-за скученности как-то согревались. Спали все вместе, в кучку.
В 44-м году в феврале у меня было воспаление среднего уха – чувствуете, наверное, что я недослышиваю. А в 1943 году, после Курской битвы, финны почувствовали, что начинается отпор, и в это время в обстановку с концлагерями вмешался Международный Красный Крест. В нашем лагере открыли больницу, и мне сделали операцию. Небольшая больница, я ее помню, двухэтажная. Помню сцену, когда мама пришла меня навестить, ее на второй этаж не пустили, и мы через лестницу, через перила переговаривались с ней.
Освободили нас 29 июня 44-го года, и, пока проверяли лояльность по отношению к стране, мама списалась с моей тетей Соней. Мы узнали, что отец служил на Дороге жизни, на Ладоге, что сейчас он в резерве на Украине, и мы поехали туда.
Конечно, товарный вагон. Никаких лавок, просто пустой вагон, забитый людьми с узлами. Там воровали. Интересный был способ: забирались на крышу вагона и через отверстие забрасывали крючок – что крючок зацепил, то и вытаскивали. В общем, эти узлы тщательно охраняли.
В Киеве старший брат Сережа решил прокатиться на трамвае. Мы сели, конечно, без билета, какие там билеты. Проехали кольцо, и я видела памятник Богдану Хмельницкому. Когда мы приехали на вокзал, я рассказала маме, что видела дядьку на коне и навозе. Почему мне показалось, что постамент – это навозная куча? Но этот анекдот в нашей семье жив до сих пор.
Мы приехали в Белую Церковь, и нам дали комнатку в большом деревянном доме. Через некоторое время приехали бывшие хозяева – естественно, люди возвращались домой – и выкинули все, что у нас было, на улицу. И мы ждали, когда отец придет и нас куда-нибудь пристроит. Пристроили около реки Рось, которая описана Паустовским. Мы жили в хатке: стены из глины, пола деревянного не было, просто тоже глиной обмазанная земля. Там мы встретили день Победы. Я вспоминаю очень теплый, солнечный, яркий день, и мы гуляем по парку Броневицкого. Ликование, конечно, невозможное было.
В Белой Церкви мы прожили недолго, отца демобилизовали и направили в Московскую область, в город Егорьевск, текстильный город. Мы жили на самой окраине – улица Лесная, дом 58. Дальше был пруд, ну и я в нарушение всех запретов, конечно, купалась в этом пруду. А у меня, как ни странно, несмотря на голодное время, была хорошая коса. Даже когда гуляли по улице, женщины говорили маме: «Как не стыдно ребенку приплетать!» Ну и, конечно, волосы не высыхали. Мне попадало от мамы.
Я все время ходила с санитарной сумкой: как же, у меня есть опыт в больнице лежать! Мама сшила мне сумочку беленькую, красный крестик, и я всех мазала йодом.
В Егорьевске я пошла в первый класс. Училась хорошо, несмотря ни на что, но болела непрерывно. И мне единственной в классе разрешали носить что-нибудь тепленькое, то фуфаечку, то жилеточку, придерживались все-таки формы. Мама из брюк, из юбок каких-то сшила мне форменное платье с красными кантиками, это было очень красиво. В общем, совсем плохо было со здоровьем, и детский врач сказал, чтобы мы уехали из города в село. И мы переехали в Костромскую область. Это был уже 48-й год.
Мы приехали вечером, и все равно нас ребятишки окружили. И что меня первое поразило: «А корова у вас есть? А собака у вас есть?» – Татьяна Васильевна нажимает на «о». – А мы с московским говором приехали.
Но мы там тоже недолго прожили, потому что это большая железнодорожная станция. Нам сказали: нет, надо искать действительно село, и мы переехали за 18 километров от станции в село Парфеньево. Вот там я закончила школу. Там я окрепла и уже участвовала даже в лыжных соревнованиях.
Знаете, – заканчивает она свой рассказ, – на Ялтинской конференции в 45-м году Сталин говорил, что финны были не менее жестоки, чем немцы. Но когда ты говоришь кому-нибудь, что был в Петрозаводске, люди как-то легкомысленно к этому относятся. В петрозаводском журнале была статья финского корреспондента. Он писал, что, когда шла колонна на работу, в воздухе стоял запах смерти. За колонной ехала телега с гробами, потому что люди умирали прямо на ходу.
После школы Татьяна Васильевна окончила Ярославский пединститут и продолжила… переезжать, пока не оказалась в Варнавине, где прожила около полувека. Работала в отделе образования: завметодкабинетом, инспектором, заведующей роно. А несколько месяцев назад она поселилась в Воскресенском.
Записала Ирина ТУМАНОВА
Фото автора и Сергея Марцева
Татьяна Васильевна Рыбкина рассказывает о старинных игрушках на своей елке.
Вот этот клоун крутится на турничке, его перед отъездом с Украины подарила подружка. А та круглая игрушка с короткими рожками напоминает хозяйке мину. Такие книжки-малышки на четыре страницы со стихами внутри выпускались в сороковые. Татьяна Васильевна даже помнит их наизусть:
„Вот цыпленок в новой шляпе, без забот и без тревог,
Поднимая важно лапки, на лужок гулять идет.
Солнце в небе светит ярко, припекает землю жарко,
А в дороге, вот беда, нет ни речки, ни пруда”.
Ребята, привет! А вы знаете мультфильм «Фиксики»? У нашего Мазюки он один из самых любимых. Да-да,...
Татьяна Михайловна долго смотрит вслед дочери и внучке, пытаясь проглотить комочек чувств,...
Всего семь ветеранов Великой Отечественной войны в нашем районе встретят нынешний День Победы....
Еще каких-то 50 лет назад тем, что в семье более двух детей, нельзя было никого удивить. Это...
Приближаются новогодние праздники. Время чудес и мечтаний, когда независимо от возраста становимся...
Комменатрии к новости