Воскресенская жизнь » Имена » Ель со старыми игрушками

Имена

Ель со старыми игрушками

Накануне нового, 1946 года Татьяна Рыбкина рисовала Счастье, а за год до этого прошла концлагерь

На новогодней елке Татьяны Васильевны Рыбкиной почти нет новых украшений. Они ей и не нужны. Каждый год она ставит елку именно из-за этих простых старинных игрушек – ватных, стеклянных, бумажных, о каждой из которых может рассказать историю.

Но самое близкое к сердцу, говорит она, это, конечно, человечки. Они живут в ее семье с 1945 года.

– Это было в декабре 45-го года, когда мы уже жили мирно, – рассказывает Татьяна Васильевна. – Перед Новым годом никаких игрушек не было, и все пришлось делать своими руками. Мы рисовали человечков разных национальностей.

У меня таких фигурок семь штук. Вот это, например, турок, это цыганочка. Это гном, который несет детям блюдо с кашей. А это Счастье – у него трилистник.

Жили мы тогда в городе Егорьевске Московской области. Мама пригласила соседских детей, какой-то чай организовала. Была наряжена елка, и мама с нами играла. Я очень хорошо помню игру, когда мы сидели на полу вокруг елки, расставив ноги, и нужно было через ножки прыгать. У меня в то время сил не было еще совсем, и я только перешагнуть могла, потому что мы прошли концлагерь...

В 41-м, конечно, все чувствовали, что будет война. Мы тогда жили в Ленинградской области, немного южнее Онежского озера и реки Свирь, которая соединяет Онежское озеро с Ладожским. Четырнадцатого июня отца призвали в армию, на переподготовку, а 22-го началась война.

Нашу местность завоевали финны. Это было осенью, все уже было вырыто, все заготовлено, и они сразу же отобрали все продукты. Начался голод. Позднее, примерно через месяц, нас вывезли в Петрозаводск.

Там было сделано семь концлагерей. Мы попали в пятый, около железнодорожной станции. Они окружили эту территорию колючей проволокой, установили вышки, ну и сразу же установили нормы питания ленинградской блокады. Начался такой дикий голод – в месяц, у меня есть документы чрезвычайной комиссии по Петрозаводску, в нашем лагере умирало от 150 до 170 человек. Всего в лагере было семь тысяч человек, к концу осталось четыре.

Теснота была дикая. В комнате жило по многу семей, поэтому сразу начались инфекционные болезни, и через три месяца от дифтерита умер младший мой братик Мишутка. Восемь месяцев ему было. Помню, как он болел, как умер, помню. Хоронить не успевали и поэтому складывали мертвых в сарай, а Мишутке сделали гробик маленький, и мы с братом со старшим, он на пять лет старше меня, несколько раз подходили к этому сараю, навещали его, пока не увезли. Рабочие потом сказали, что не хватило земли присыпать его, и он остался сверху. Это всю жизнь для нас больное место.

Взрослые и подростки работали: сначала лес заготовляли, потом появились какие-то производства. А мы оставались одни, дети.

Мне было всего два года, когда мы попали туда, и я, можно сказать, выжила только благодаря старшему брату

Потому что, когда попадала какая-то еда, я бы, конечно, съела сразу же, моментально, а он, несмотря на то что ему восемь лет только было, волевой мальчик был, наверно, поэтому мы дожидались, когда мама придет с работы. С работы приходили поздно, жили при лучине. Никакого света, конечно, не было, и отопления тоже не было, просто из-за скученности как-то согревались. Спали все вместе, в кучку.

В 44-м году в феврале у меня было воспаление среднего уха – чувствуете, наверное, что я недослышиваю. А в 1943 году, после Курской битвы, финны почувствовали, что начинается отпор, и в это время в обстановку с концлагерями вмешался Международный Красный Крест. В нашем лагере открыли больницу, и мне сделали операцию. Небольшая больница, я ее помню, двухэтажная. Помню сцену, когда мама пришла меня навестить, ее на второй этаж не пустили, и мы через лестницу, через перила переговаривались с ней.

Освободили нас 29 июня 44-го года, и, пока проверяли лояльность по отношению к стране, мама списалась с моей тетей Соней. Мы узнали, что отец служил на Дороге жизни, на Ладоге, что сейчас он в резерве на Украине, и мы поехали туда.

Конечно, товарный вагон. Никаких лавок, просто пустой вагон, забитый людьми с узлами. Там воровали. Интересный был способ: забирались на крышу вагона и через отверстие забрасывали крючок – что крючок зацепил, то и вытаскивали. В общем, эти узлы тщательно охраняли.

В Киеве старший брат Сережа решил прокатиться на трамвае. Мы сели, конечно, без билета, какие там билеты. Проехали кольцо, и я видела памятник Богдану Хмельницкому. Когда мы приехали на вокзал, я рассказала маме, что видела дядьку на коне и навозе. Почему мне показалось, что постамент – это навозная куча? Но этот анекдот в нашей семье жив до сих пор.

Мы приехали в Белую Церковь, и нам дали комнатку в большом деревянном доме. Через некоторое время приехали бывшие хозяева – естественно, люди возвращались домой – и выкинули все, что у нас было, на улицу. И мы ждали, когда отец придет и нас куда-нибудь пристроит. Пристроили около реки Рось, которая описана Паустовским. Мы жили в хатке: стены из глины, пола деревянного не было, просто тоже глиной обмазанная земля. Там мы встретили день Победы. Я вспоминаю очень теплый, солнечный, яркий день, и мы гуляем по парку Броневицкого. Ликование, конечно, невозможное было.

В Белой Церкви мы прожили недолго, отца демобилизовали и направили в Московскую область, в город Егорьевск, текстильный город. Мы жили на самой окраине – улица Лесная, дом 58. Дальше был пруд, ну и я в нарушение всех запретов, конечно, купалась в этом пруду. А у меня, как ни странно, несмотря на голодное время, была хорошая коса. Даже когда гуляли по улице, женщины говорили маме: «Как не стыдно ребенку приплетать!» Ну и, конечно, волосы не высыхали. Мне попадало от мамы.

Я все время ходила с санитарной сумкой: как же, у меня есть опыт в больнице лежать! Мама сшила мне сумочку беленькую, красный крестик, и я всех мазала йодом.

В Егорьевске я пошла в первый класс. Училась хорошо, несмотря ни на что, но болела непрерывно. И мне единственной в классе разрешали носить что-нибудь тепленькое, то фуфаечку, то жилеточку, придерживались все-таки формы. Мама из брюк, из юбок каких-то сшила мне форменное платье с красными кантиками, это было очень красиво. В общем, совсем плохо было со здоровьем, и детский врач сказал, чтобы мы уехали из города в село. И мы переехали в Костромскую область. Это был уже 48-й год.

Мы приехали вечером, и все равно нас ребятишки окружили. И что меня первое поразило: «А корова у вас есть? А собака у вас есть?» – Татьяна Васильевна нажимает на «о». – А мы с московским говором приехали.

Но мы там тоже недолго прожили, потому что это большая железнодорожная станция. Нам сказали: нет, надо искать действительно село, и мы переехали за 18 километров от станции в село Парфеньево. Вот там я закончила школу. Там я окрепла и уже участвовала даже в лыжных соревнованиях.

Знаете, – заканчивает она свой рассказ, – на Ялтинской конференции в 45-м году Сталин говорил, что финны были не менее жестоки, чем немцы. Но когда ты говоришь кому-нибудь, что был в Петрозаводске, люди как-то легкомысленно к этому относятся. В петрозаводском журнале была статья финского корреспондента. Он писал, что, когда шла колонна на работу, в воздухе стоял запах смерти. За колонной ехала телега с гробами, потому что люди умирали прямо на ходу.

После школы Татьяна Васильевна окончила Ярославский пединститут и продолжила… переезжать, пока не оказалась в Варнавине, где прожила около полувека. Работала в отделе образования: завметодкабинетом, инспектором, заведующей роно. А несколько месяцев назад она поселилась в Воскресенском.

Записала Ирина ТУМАНОВА

Фото автора и Сергея Марцева

Татьяна Васильевна Рыбкина рассказывает о старинных игрушках на своей елке.

Вот этот клоун крутится на турничке, его перед отъездом с Украины подарила подружка. А та круглая игрушка с короткими рожками напоминает хозяйке мину. Такие книжки-малышки на четыре страницы со стихами внутри выпускались в сороковые. Татьяна Васильевна даже помнит их наизусть: 

„Вот цыпленок в новой шляпе, без забот и без тревог, 

Поднимая важно лапки, на лужок гулять идет.

Солнце в небе светит ярко, припекает землю жарко,

А в дороге, вот беда, нет ни речки, ни пруда”.

Ель со старыми игрушками

Ель со старыми игрушками

Ель со старыми игрушками

Ель со старыми игрушками

Ель со старыми игрушками

 

 

Теги

Похожие новости

Комменатрии к новости

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Написать свой комментарий: