Имена

Храня традиции Физтеха

Многие воскресенцы Галину Ивановну Шахалову знают как бывшего директора Воскресенской школы. Именно во время ее работы в этом качестве наша школа тесно сотрудничала с вузами региона, что давало хороший старт для ребят.

Были созданы представительства Нижегородского архитектурно-строительного университета и Современной гуманитарной академии.

Основная же часть жизни кандидата физико-математических наук, доцента Шахаловой связана с наукой, с родным физическим факультетом храма науки – Горьковского государственного университета.

Об этом и пойдет речь в нашем сегодняшнем интервью.

– Галина Ивановна, вы родились в Воскресенском, ходили в Воскресенскую школу. Как после школы сложилась ваша судьба, каким был путь в науку и почему вы выбрали такой жизненный путь?

– Я себя отношу к молодому поколению шестидесятников. Школу закончила в 1964 году, в университете училась с 1964 по 1969 год. Мы ориентировались на старшее поколение проявивших себя современников.

Это был период некоторого ослабления – молодые брежневские времена. Советская власть и путь к коммунизму были реальны и близки, все в это верили и были полны энтузиазма.

Вспомните годы. 1957-й – первый спутник. 1961-й – первый человек в космосе. Первый мирный атом – первая атомная электростанция – советская! В те времена физика была передовой край

И к нам в школу пришла учительница физики Нина Николаевна Кордюкова. Она нас всех увлекла – мы любили и математику, и физику. Это было время технарей. Нас, послевоенных детей, было всего два класса, около сорока человек, и все мы стремились учиться.

– Поступили на физфак ГГУ, отучились там и остались?

– Нет, не осталась! Как я уже сказала, физика была передовой, и организовывались новые кафедры, в том числе и кафедра физики металлов. Университетскую специфику знаете: три года это общеобразовательная фундаментальная хорошая подготовка, а потом специализация. Я, может, и случайно на ней оказалась, ведь тогда были модными диэлектрики-полупроводники, электроника твердого тела – а я сессию сдала досрочно и уехала, в то время как нужно было подавать заявления о распределении по кафедрам… пришлось идти на вновь организованную физику металлов. Возглавил ее мой научный руководитель – из Ленинградского физтеха (Ленинградского физико-технического института им. Иоффе. – Прим. авт.) – очень серьезного академического института. Игорь Евгеньевич Куров начал организацию кафедры. На пятом курсе нас четверых студентов отправили делать курсовые, дипломные и практику в Физтех на целый год. Лекции и занятия проходили в Ленинградском политехе.

Отучилась, приехала, и меня распределили в Загорск, ныне Сергиев Посад, на Оптико-механический завод, в отдел главного конструктора, где как раз нужны были специалисты, владеющие методами магнитного резонанса.

Начала работать, и мне стало скучно! (Смеется.) Отсидел от девяти и до пяти и свободен. Надо идти чему-нибудь учиться. В Загорске был замечательный Дворец культуры, где организовали курсы английского языка. В школе и университете я учила немецкий. Попала в группу, где в основном были выпускники знаменитой школы № 1 города Горького, где часть предметов преподавалась на немецком языке. Вспоминаю и размышляю, какую нам подготовку школа давала. Тамара Михайловна Яблокова, спасибо ей за это большое. Я не отличалась от ребят из первой школы, меня даже выделяли. Какой мы высокий уровень подготовки в нашей сельской школе получили.

– Это на самом деле очень важно. Сейчас принято разграничивать образование и науку. Даже год назвали «науки и технологий». На мой взгляд нужно было «науки и образования» или даже «образования и науки», потому что образование – это фундамент для науки.

– Да! А тогда я побежала учить английский – международный язык науки. Преподаватель к нам ездила из университета Мориса Тореза. На второй год несколько человек из отдела главного конструктора стали углубленно изучать иностранный язык в НИИ. Так я сдала кандидатский минимум по английскому языку.

Мне предложили поступать в аспирантуру, где я и отучилась три года на кафедре физики металлов ГГУ, которая к тому времени оперилась. Уже работали интересные ученые в разных научных направлениях. Было выбрано направление структурного изменения при различных воздействиях. Структура металла вообще сложная, начиная с кристаллической решетки. Следующий этап – дефекты кристаллической решетки, потом поликристаллы и зернистая структура, и так далее.

Мы это делали. Моя диссертация получилась закрытой под грифом «Секретно». Изучались высокоскоростные импульсные воздействия, когда структура меняется иначе, чем при длительных нагрузках. На основе наших исследований наш научный руководитель делал докторскую диссертацию, объединяющую наши исследования. В прикладной физике нет места одиночкам, здесь нужна работа коллектива

Делать эксперимент по высокоскоростному нагружению я ездила на тот же завод, в НИИ, где сдавала кандидатский минимум. Там были установки, позволяющие имитировать высокоскоростное нагружение.

Пример: во время войны танки – броня очень прочная. Действует разрушающая сила. Броня цела, а экипаж танка гибнет? Это «откол»: импульс пошел – отразился от стенки к другой стенке, большая нагрузка в течение короткого времени, и произошел «отрыв», осколки погубили танкистов. «Откол» – это тема моей диссертации. Брался образец, на который наклеивали фольгу. Были мощные конденсаторы с мощным зарядом, который мгновенно через эту фольгу пропускался. Это настолько большой ток, что фольга буквально испарялась. Регулировали длительность этих импульсов и нагрузку.

– Самые запоминающиеся люди, с которыми пришлось соприкоснуться на вашей кафедре.

– На кафедре трудилось свыше сорока человек: научные работники, инженеры, лаборанты, техники.

Начнем с научного руководителя. Игорь Евгеньевич Куров, заведующий кафедрой. После аспирантуры я на ней отработала двадцать лет преподавателем. Но сначала получила распределение уже в Ижевск, где организовывалась такая же кафедра на базе пединститута. Там отработала три с половиной года и опять вернулась на свою кафедру.

Куров к тому времени получил звание профессора и стал проректором ГГУ, а позднее ректором Горьковского пединститута. Там он организовал технолого-экономический факультет.

Расскажу о Семене Самойловиче. Тоже аспирант нашей кафедры, работавший впоследствии в Ижевске. Приведу его воспоминания о Виталии Анатольевиче Журавлеве. В Горький он приехал из Ленинградского политеха, на завод «Красное Сормово». Там была внедрена непрерывная разливка стали. И Журавлев пытался таким методом получить трубы. Разработали технологию, внедрили. Приходит время, когда установку нужно сдавать комиссии. Комиссия пришла, ей показывают процесс. И со слов Виталия Анатольевича: «Я захожу с противоположной стороны, а по всей трубе трещина. Стою ни жив, ни мертв!» Комиссия ничего не заметила. Дефект потом устранили.

Виталий Анатольевич пришел к нам на кафедру. На разливке стали он защитился, работая еще на Сормовском заводе. Стал кандидатом наук. Докторскую диссертацию защитил рано, где-то лет в сорок. Затем он стал ректором Удмуртского госуниверситета.

– Я знаю, что у вас была заграничная командировка. Как туда забросила судьба?

– Основное мое место работы – это кафедра физики металлов, которая потом стала называться кафедрой физического материаловедения при объединении с кафедрой строения вещества.

Был объявлен конкурс, и я подала документы на должность доцента. Стала доцентом. Несчастная – жить в Горьком негде было. А тут командировка на Кубу – советником декана Университета Санта-Клары. Мне и сказали: раз жить пока негде – поезжай!

Там была родственная кафедра, где я два года проработала. Помогала организовывать образовательный процесс. Я работала не со студентами, а с преподавателями. Читала им лекции на русском языке, а приставленный ко мне кубинец Рауль, отучившийся у нас в Липецке и вернувшийся домой, переводил.

Но для себя я пошла в школу испанского языка и освоила его на бытовом уровне.

– Что случилось в 90-е годы? Почему вы покинули родной университет?

– Когда началась перестройка, по науке ударили в первую очередь. И по высшему образованию. Из многих академических институтов кадры ринулись в университеты. Пришли новые люди, началась нездоровая конкуренция в нашей среде.

А у меня в Воскресенском мама осталась одна, и я решилась вернуться сюда. Владимир Александрович Гурылев уговорил меня пойти завучем в Воскресенскую школу.

– Сколько лет вы отдали воскресенскому образованию?

– Я вернулась сюда в 1994 году. Проработала два года. Больше не выдержала. Но меня уговорили стать директором школы. Разработала программу развития школы и на пять лет согласилась быть директором. Это было в 1998 году.

– При вас было плотное сотрудничество Воскресенской школы с нижегородскими вузами?

– Это была моя идея. И мне очень жалко, что свернули эти направления. Когда я пришла в школу, это был первый год обязательного среднего образования.

Те годы в положительном плане были простором для творчества. Сейчас этого нет.

Помогали старые связи. Марк Иосифович Гуревич, работающий в НИРО, где начали разрабатывать метод проектов. Для их реализации нужна была апробация. Те школы, где это делали, назывались экспериментальными площадками. Мы стали одною из них. Работали по направлению технологии. Внедряли швейное дело для девочек. Вспоминается, как для этого арендовали помещения и оборудование КБО. Большая заслуга здесь у моего заместителя по хозчасти Николая Петровича Бодунова.

Нами были получены лицензии, и при выпуске из школы ребята получали не только аттестат, но и удостоверения о профессиональной подготовке.

– Я уже говорил, что наука изначально закладывается образованием. Как вы считаете, как это выглядит сегодня?

– Плохо обстоят здесь дела. Нет всеобщего фона, который мы поднимаем и улучшаем, а разбрасываемся. При этом общий уровень образования у нас все ниже и ниже. Здесь как в физике: нельзя взять одну какую-то тему и выхватить, все должно развиваться последовательно.

– Сейчас активно внедряется цифровое дистанционное образование. Я не говорю про школу. А вот допустимо ли это в университетской среде?

– Можно многое. Но живое общение научного руководителя, коллектива кафедр, студентов просто необходимо для науки. Семинары в Физтехе были свободными: аспиранты и студенты дискутировали с доцентами и профессорами. Никто не должен себя считать глупее, чем все остальные.

– У нас наука сегодня финансируется в значительной степени грантами. Как вы к этому относитесь?

– Наука должна финансироваться целенаправленно. Это опять история про «заплатки». Сводится это сейчас не к тому, чтобы получить хорошие результаты, а представить их так, чтобы под них деньги дали. Науку это не двигает вперед.

– Есть ли у вас ностальгия по старому университету?

– Моя жизнь – это тридцать лет, связанных с университетом.

– Какие увлечения кроме науки и образовательной деятельности?

– Вяжу теперь. Краеведение – это мое.

– А я привожу многим в качестве примера бережливого отношения к окружающему ваш рассказ, как, будучи детьми, вы переправлялись за Ветлугу, где росла красивая черемуха. Когда вы нарвали много букетов с нее, вас ругали проходившие мимо работяги: «Что вы наделали, мы на работу и с работы шли и любовались ею!»

– С тех пор я бережно отношусь ко всему.

Иван ЗАМЫСЛОВ

Фото автора и из архива Г. И. Шахаловой