Победители

Три месяца на Хмеймиме

Ливень в Сирии – это совсем не то же самое, что ливень в России. Он может начаться утром и закончиться через два дня. Сейчас, когда у нас метель красит заоконье в белый цвет, в Сирии чуть меньше ясных дней, чем летом, и ливни, но люди все так же изнывают от жары под палящим солнцем. Три года назад в это самое время воскресенский парень Артем Калинов служил в Сирии на российской авиабазе Хмеймим.

В сентябре 2018-го исполнился год, как Артем окончил юрфак и проходил контрактную службу в тыловых войсках – работал помощником начальника вещевой службы в Дзержинске. Рассказы, как то один, то другой знакомый съездили в Сирию, он слышал постоянно, а после года службы его и самого стали подначивать: съезди да съезди. И вот в сентябре в часть пришла телеграмма: очередной набор начался.

– Начальник сам предложил, – говорит Артем. – «Хочешь поехать? Время подумать – до утра». Ночь выдалась бессонная, лежал крутил в голове: хотелось проверить свои мужские качества… Утром согласился.

Родителям так и не нашел в себе смелости сказать, – продолжает он. – Создал легенду, что еду на закрытый полигон на учения.

В середине октября, после нескольких недель подготовки, учений, сбора документов, приходит телеграмма: отбытие завтра вечером.

– Мы ехали в купе с гражданскими, супружеской парой лет 60–70, они рассказывают про семью, про детей, а я лежу на верхней полке и зубами стучу, – делится Артем. – Не каждый день такие изменения в твоей жизни происходят.

Хмеймим – большая военная авиабаза, которая начала действовать в 2015 году и до сих пор служит как опорная точка для наших военных. Укреплена, как цитадель, почти беспрерывно самолеты облетают всю территорию и окрестности. Здесь Артему Калинову предстояло провести три месяца в должности начальника вещевого склада.

Борт с Артемом и другими военнослужащими приземлился в сумерках. Лай собак, крики людей, гул самолетов, проверка вещей и документов – в местную жизнь прибывающие на базу окунаются без раскачки. Да еще и попал Артем сюда, можно сказать, в страду.

– Наша задача была переодеть людей, – рассказывает он. – Где-то в конце октября происходит переход с летней формы на зимнюю, когда песчанка меняется на нашу обычную зеленую форму. Народу там несколько тысяч человек было, очень много. А когда вся база начинает сдавать, ты приходишь к восьми утра, и у тебя подчас нет возможности на обед сходить. Втроем, с двумя кладовщиками, ты не можешь охватить весь этот объем военнослужащих, они приезжают человек по сорок-пятьдесят. Нам давали еще ребят. Берцы, носки, сама форма: штаны, шорты, китель легкий плюс две футболки, головной убор – и это все сдает один человек. Надо было отсортировать: что отдать в стирку и потом другим ребятам, а что просто выкинуть.

Если другие часов в пять-шесть могли закончить работу, то мы стабильно были на складе до девяти часов. Плюс нужно было порядок навести. И так каждый день. Я и жизни внескладской не видел. Что еще спасало, у нас была полевая баня, после рабочего дня можно было сходить.

Но хорошо, когда ты работой загружен. Какой бы волевой человек ты ни был, твои родители далеко, и эти мысли никуда не деваются: как мама, как папа, как сестренка. Работа очень помогала, за день так набегался, что хочется просто отдохнуть. Позвонишь домой: «Все хорошо». И спать.

Так прошел месяц.

Ребята привыкли к своим кимбам – вагончикам с двухъярусными кроватями на двух-шестерых человек, которые стоят рядами в окружении заполненных песком габионов, гасящих взрывную волну в случае удара. Привыкли к монотонной работе, непрерывному гулу самолетов-«сторожей» и учебной тревоге трижды в неделю. Привыкли вставать в шесть утра и работать почти до отбоя, слышать лишь отзвуки концертов, которые дают для наших военных российские звезды. Привыкли звонить родным с простеньких кнопочных телефонов без доступа в интернет.

Обычно, когда звонил сын, на телефоне в Воскресенском высвечивалось – Москва, Питер. Откуда идет сигнал на самом деле, телефон определить не мог, но тут что-то случилось. Артем понял это еще до того, как услышал мамин голос. В тот вечер на телефоне матери ясно высветилось: Сирия.

– Помню, я первый раз звоню домой, мама мне: «Вот у вас в Ростове снег выпал» – а я сижу в футболке, трясу ее от жары. Думаю, я потом приеду, все объясню. Я раз так позвонил, два, ничего страшного. Но через месяц в один из вечеров звоню и понимаю, что я не слышу голоса, только слышу, что она плачет. И я понимаю: ну все. У меня сразу все внутри начинает переворачиваться, трепетать. Мама в слезы: «Зачем ты поехал?»

Это не передать словами, когда ты сидишь и ничего не можешь сделать. Не можешь даже ответить на эти вопросы, потому что нельзя тебе на них отвечать.

Я там всячески: «Мама, успокойся, все хорошо, я знал, куда я еду». Как выяснилось потом, отец узнал еще раньше, ему рассказал знакомый.

На самом деле, меры безопасности там были колоссальные, говорит Артем. Лишь дважды за те три месяца вместо учебной тревоги прозвучала боевая.

– Рабочий день закончен, мы пришли в расположение, кто-то принимает душ, кто-то отдыхает. Время полдевятого, и звучит сигнал тревоги, который никто не ожидал. Все, естественно, в непонятках, бегают, рассредотачиваются по своим точкам. Сидим, ничего не понимаем, страх начинает просыпаться, потому что никто не говорит, что происходит.

Сейчас же такой век, что дроны всем доступны. Враждующая сторона прицепляет к дрону устройство, отправляет его, и бывает так, что ПВО не реагирует, только потом радар замечает и срабатывает тревога. Нам доводилась информация, что снаряд обезврежен. Как он обезвреживался, мы не видели. База немаленькая, а устройство – небольшой дрончик, и к нему что-то прикреплено.

Хмеймим полноценная военная база, – продолжает Артем, – и все начали понимать, что военные действия вести бессмысленно. В целом там такая же армейская служба, как в России, просто на территории другого государства.

Впрочем, расслабляться там никто не думает. Взять хотя бы рассказ Артема о том, как прошел в Сирии Новый год.

– На праздничные дни, с 30 декабря по 12 января, объявляется повышенная боевая готовность. Утром мы надевали бронежилет, каску, шли на завтрак и так же приходили на склад. На складе нам разрешали все это снять. В сам Новый год мы сделали два-три салатика, часов с восьми до девяти посидели и пошли в подразделение. Сидели ждали наготове, потому что нам говорили, что что-то случается. Но все обошлось.

К счастью, ни разу за эти три месяца не пришлось отправлять на родину погибших. Зато улетали спецбортами… нарушители.

По вечерам сотрудники военной полиции ходили вдоль кимбов с устройством, которое засекало смартфоны. Потому что, несмотря на запреты, люди выходили в сеть и писали родным жуткие вещи, употребляли спиртное или наркотики. Домой их отправляли в два счета.

Пару раз с военной полицией столкнулся и Артем. После отбоя без руководителя или без пропуска по территории базы слоняться запрещено. И когда он возвращался с работы позже, приходилось объяснять, что же делает он один в неположенном месте. А в остальном...

– Я себя сразу поймал на мысли, – говорит Артем, – что еду туда не для веселья, а чтобы работать.

Все когда-нибудь кончается, закончилась и командировка Артема Калинова. Из-за того, что Москва не давала разрешения на посадку, целых четыре дня ждали ребята свой борт на аэродроме, наконец 24 января в одиннадцать вечера они вылетели на родину.

– Колоссальные, незабываемые ощущения, – описывает тот день Артем, – мы вечером сидим кто в шортах, кто в спортивном костюме. И вот я прилетаю, открывается борт, и морозец начинает щипать щеки. Встретились с отцом, который все эти четыре дня ждал меня в Москве, и тут начинается непонятное состояние. Там, в Сирии, еще было много планов, и вот я прилетаю и понимаю, что уже ничего не хочу.

Первое время спать даже не мог. Вечером ложусь, хочу спать, но не могу заснуть. Там ты уже привык к постоянному гулу самолетов, а здесь все белым-бело и тихо… Потом начал входить в обычный ритм жизни, и все наладилось.

В августе 2019-го Артем получил удостоверение ветерана боевых действий.

– Но признаться честно, – говорит он, – отправляясь туда, я думал, что будет все иначе. То, что я видел, я не считаю сильной угрозой для моей жизни. Да, это была командировка в горячую точку, я съездил и что-то себе доказал, но этот праздник – День ветеранов боевых действий – я своим не считаю. В этот праздник я горжусь теми, кто действительно воевал.

Ирина ТУМАНОВА