Азбука легенд и преданий

Неисповедимые пути. Часть вторая

Часть вторая

О детях, русских печках и банях

   Все той же едва заметной лесной тропой от часовни святого старца Нифона мы возвращаемся в деревню Орехи. Где-то здесь пролегал ялокшинский зимнИк или зимнЯк, кому как больше нравится. Писатели и краеведы в далеком ХIХ веке это слово произносили по-разному. 
   – Про нее так и говорили – дорога на Ялокшу,  – вспоминает уроженец Елдежа Азорий Иванович Махалов.  – О ялокшинском зимняке я еще от отца слышал. Азорий Иванович из семьи староверов. Сейчас он живет в Свердловской области, но каждый год на лето старается приезжать в милую сердцу деревеньку.  – Я же здесь родился, на большой русской печи,  – с улыбкой говорит он.
   А ведь все так и было раньше. И наши прабабушки рожали не в хваленых перинатальных центрах, а в избах и в банях. Да, в банях! Стерильнее места просто не найти. И не было тогда новорожденных младенцев-инвалидов. Во всяком случае, такого их числа, как сейчас, что все ангажированные властью телеканалы не перестают взывать о помощи на лечение и реабилитацию больных детей. И эти призывы как робкий укор нашим правителям. Думают ли они о будущем страны?
   Кстати, о банях. Четверть века назад в замечательном уездном городке под названием Ветлуга мне рассказали замечательную историю про замечательного хирурга П. Ф. Гусева, который делал там свои первые уникальные операции, и не где-нибудь, а в бане по-черному!
   Но я вроде бы отвлекся. Пора догонять бродяг – попутчиков по ялокшинскому зимнику.

О Менде и бизнес-плане дикого графа

   Ялокшинский зимник. Про него в свое время упоминали и Короленко, и Мельников-Печерский, и Толстой. Это сейчас позарастали стежки-дорожки и уже мало кто вспомнит, где он пролегал. Разве что старожилы.
   – До войны солдат отправляли не в Воскресенский военкомат, а в Лысково, по изъярской дороге через болота, – вспоминает Анастасия Федоровна Булганина из деревни Орехи,  – там у озерка раньше была часовенка с иконушкой. До этой часовни девушки и провожали парней в солдаты.
   Слово-то какое ласковое – иконушка. Как и весь рассказ тети Насти. Скорее всего, именно эта дорога была до Макария самой короткой и с незапамятных времен приводила верующих от одного святого места до другого: от Желтоводского монастыря до Светлояра. И наоборот.
На карте А. И. Менде, составленной в середине позапрошлого века, она угадывается тонкой, местами прерывающейся ниточкой, которая вьется от Орех («с 30 дворами») к озеру Черному, далее – на Постоялый двор и прямиком до Волги к селу Покровскому («Маза тож»).
   Когда Николай Толстой приехал в наши края, сразу же понял, насколько хорош, экономичен и удобен этот путь, и раз за разом писал в Москву в чиновничьи кабинеты, журналы и газеты о преимуществах строительства ялокшинского тракта: «Тракт этот, допуская возможность летнего сообщения с Лысковом всего околотка, так важен, что может привести весь край наш в цветущее состояние, да и для прибрежья Волги чрезвычайно полезен». И не просто писал. Николай Сергеевич составил, по сегодняшним понятиям, настоящий бизнес-план, указал, в каких деревнях лучше обустраивать станции, где возводить мосты, и самое главное, весь этот проект просчитал в денежном выражении, чуть ли не до копейки.

По всем его раскладам получалось, что ялокшинский тракт несравнимо выгоднее дорогучинского

   Что касается последнего, четверть века назад в 1994 году воскресенские бродяги частично проходили этим путем, когда сами для себя устроили марш-бросок на выживание.
   Пеший поход без еды и воды от Нестиар до Макария по бесконечным пескам, казалось, растянулся не на три дня, а куда как больше. Тогда мы и знать не знали про другую дорогу, которая по прикидкам Толстого от Орех до Макария составляла всего около 50 верст. Вот что называется: век живи и век учись!
   Мечте ветлужского графа о ялокшинском тракте не суждено было исполниться. Может, из-за бюрократических проволочек – уж чем-чем, а задним умом чиновников Россия-матушка была крепка во все времена. Но, скорее, все-таки потому, что после пожара 1816 года Макарьевская ярмарка так и не оправилась, постепенно потеряла свое былое значение менового двора Европы с Азией и купеческий люд перекочевал в Нижний.

Как ореховская баба урядника провела

   Итак, мы идем по местам, которые в ХIХ веке называли Нижегородской Сибирью. От Орех в сторону Волги, как и сто пятьдесят лет назад, редкие лесные проселки все так же пролегают рядом с медвежьими берлогами и лосиными тропами.
   И очень хорошо, когда в команде туристов есть биолог.
   – Вот здесь несколько дней назад проходил лось. Вернее, самочка,  – сотрудник природного парка «Воскресенское Поветлужье» Андрей Болотников склоняется над хорошо заметной вмятиной в земле и как настоящий следопыт сравнивает:  – У самки копыто несколько заостренное, а у быка – более круглое и мощное.
   До последнего времени в Орехах жили самые умелые во всем прикерженском Заволжьи добытчики лесных коров. Ну и браконьеры тоже. Издавна здесь следовали одному неписаному правилу. 
   – Если на самый верх поднималась бадья журавля, это было как условный знак,  – рассказывает Василий Булганин, житель Орех,  – или сигнал, что в деревне – чужие.
   Наверно, поднятый кверху журавель и увидела героиня одного из рассказов нашего земляка, сказочника, писателя и краеведа Сергея Афоньшина, которая провела урядника. У нее в печи доваривались лосиные ноги на холодец. Не задумываясь, ореховская баба вытащила чугун, слила воду, все его содержимое вывалила в зыбку, прикрыла тряпьем. Потом взяла настоящего ребенка на руки, а сама качать зыбку. – Али у тебя двойни? – спросил урядник, когда вошел в избу.  – Двойни, родимый, двойни. Урядник и в печь заглянул, и в чулан, нигде ничего нет, кроме лосиного запаха. А на нет и суда нет. С тем и ушел.

Из браконьеров в скитники

   Медленно, насколько это позволяли наши стальные кони, мы уже с другого края проезжали через Орехи, не переставая любоваться деревней, ее красивыми палисадниками, колодцами, наличниками домов и самими домами. Один из них, под номером 22, стоит в центре деревни, и очевидно, что когда-то принадлежал староверам. 
   – Здесь на этом доме – уникальная домовая деревянная резьба, – поясняет Алексей Гроза, участник нашей экспедиции,  – глухая резьба, характерна для Городецкого и Семеновского районов, и вот здесь мы наблюдаем ее тоже, причем резьба 1889 года с инициалами мастера, который вырезал эту лобную доску. Такие традиции к нам пришли от поморского согласия старообрядцев. Деревенские избы, они сейчас как свидетели вековой истории. В какой-то из них после революции жил старичок по прозвищу Федя-Треня. Еще один герой рассказа Афоньшина. За свою жизнь он добыл больше сорока лосей! А может, еще сохранился дом Степки Кривого, самого жестокого из всех ореховских браконьеров. «Жестокий с народом, со своей семье, со своей собакой  – так писал про него Сергей Васильевич, – немало вреда он принес прикерженским лесам».
   По закону жанра отрицательные герои куда как притягательнее. Вот и мне после этого похода захотелось узнать про Степку Кривого больше, чем написано у Афоньшина. Под старость лет он ударился в божественное чтение, ушел жить в землянку, постами и молитвами искупать свои грехи. Кто знает, как завершился земной путь Степки Кривого: вернулся ли он назад из леса к людям, стал ли последним керженским отшельником. Может, кто-то об этом что-то слышал? Не красивые же сказки и небылицы рассказал нам Сергей Васильевич.
   Нет, не сказки! В этом бродяги убедились чуть позже, когда узнали про криминальную историю, что произошла до войны на том же Ялокшинском зимнике.

Убийство на Ялокше

   Вот как описал ее Афоньшин в своем рассказе «Человек из неолита». «Я знал лосятника Якова Гирина еще до войны… Уже не помню, за каким лосем пошел этот Яков Гирин, за весенним или осенним. Ушел далеко и свалил сохатого за усадьбой лесничества на речке Ялокше. На свежевание к нему подоспел местный лесник». Слово за слово – получился раздрай. Визави Гирина был молодым и строптивым, поднял на ноги других людей из лесной охраны, те бросились в погоню.

«Нелегко нагнать залежавшимся лесникам бывалого да хожалого браконьера. И начали стрелять… Одна пулька угодила Якову в локоть вдоль кости. От нее, от шока, он тут же и умер… Об этом я узнал в тридцать пятом весной… А сообщалось о том в областной газете… И от души пожалел Яшу Гирина»

   Сергей Васильевич лишь немного ошибся во времени происшествия – об этом в самом конце публикации. А в остальном – все так и было. И в том нет никаких сомнений. Во-первых, потому, что С. В. Афоньшин, учительствуя в Елдежской школе, хорошо знал и уважал местных охотников. Во-вторых, об этой криминальной истории до сих пор помнят старожилы. И Анастасия Федоровна Булганина тоже. 
   – Про охотника, которого когда-то давно убили, я слышала,  – рассказывает она.  – Но не егерями они были, а такими же браконьерами. Тогда же все понемногу браконьерили.
   Вот что тут скажешь – другие были времена. Если посмотреть на всем известный снимок Афоньшина с тремя добытыми им медведями, то по сегодняшним меркам простому сельскому учителю никогда бы не заработать на такую путевку. И самого писателя можно было сразу же приписать в браконьеры. Только, оказывается, все совсем наоборот.
   За разъяснениями я вновь обратился к Леониду Николаевичу Глушкову, вот кому больше других довелось понюхать ружейного пороха. Уж он-то в особенностях национальной охоты хорошо разбирается. Но начал свой рассказ бывший районный охотовед с другого:
   – Сергея Васильевича я очень хорошо знал. Он не раз приезжал ко мне в гости. Бывал и я у него во Владимирском. Он постоянно помогал мне в работе.

   – Ловить браконьеров?

   – И это тоже. Мировой был мужик! Справедливый.
   – А как же три медведя?
   – В то время охота была другая. Медведь считался хищным зверем. И на него, как и на волка, разрешалось охотиться круглый год.

Охотничья мафия

   Да, другие были времена, другие понятия. А тех зверобоев, которые умели примирять свой охотничий азарт с чувством совести и, как говорит сейчас молодежь, не выбешивать других охотников, Сергей Васильевич называл не так уж и предосудительно – браконьеришками.
   Но были и настоящие браконьеры – «небрезгливые опустошители». Не в наших Елдеже и Орехах, а в соседней рустайской округе. Эта афоньшинская история про гореловскую охотничью мафию всплыла через много-много лет в одном из байдарочных походов воскресенских бродяг. Тогда по бурным весенним водам Санохты и Керженца мы сплавлялись вниз к матушке Волге. Шли рядом с теми местами, где в глухих лесах после раскола прятались оленевские скитники, мимо живописного села с веселым названием Хахалы, мимо легендарного Лыкова и до Рустая.
   Там в Керженском заповеднике бродяги познакомились с замечательным экскурсоводом. Про таких знатоков говорят – от бога. За всеми вопросами следовали не просто аргументированные ответы, а интересный познавательный рассказ. Спросили бродяги и про Афоньшина. И оказалось, что жители Рустая и окрестных деревень, мягко говоря, недолюбливали в ту пору уже известного в Союзе писателя. И все бы так – Сергей Васильевич действительно отличался прямотой взглядов и суждений, и все бы ничего, если бы не фамилия экскурсовода. Гореловская. Может, это просто совпадение, а может – опять же предмет для неоконченного разговора о неисповедимости наших путей.

Сакральное наваждение

   Минувшей осенью, спустя месяц после велопохода, мы вновь отправились в Елдеж и Орехи, чтобы опросить старожилов и записать их воспоминания. То, что было дальше, иначе как наваждением не назовешь. На обратном пути почему-то так захотелось отыскать светлушинское кладбище, что не было сил сопротивляться этому желанию. Саму деревню в начале семидесятых, как корова языком, легко слизнула огненная стихия лесных пожаров. А таежный погост чудом уцелел.

   На старом кладбище ноги, казалось, сами несли от одного памятника к другому. И они же будто окаменели перед большим – выше человеческого роста – дубовым крестом. На нем каким-то очень острым резаком была вырезана сакральная надпись: «Под сим крестом покоится тело раба Божиего Гирина Якова Николаевича. Убили 20/II – 1937 года».

   Ох уж эти неисповедимые пути.

Продолжение следует

От редакции.

Этот материал мы публикуем под рубрикой «Вспомнить все» в надежде, что кто-то из наших читателей знает об историях, рассказанных в нем, больше нас и обязательно выйдет на связь с редакцией.

Александр ГРАЧЕВ
Фото Ивана Коротаева, Сергея Токарева, Александра Умнова

Сюжеты об экспедиции воскресенских бродяг можно посмотреть в «Живой газете» № 232, 234, 235.