Имена / Новости

Речной разговор

 Владимир Малков родился в Богородском, получил высшее экономическое образование. Искал себя, как многие из нас. И нашел – потомственные речные гены дали о себе знать – одиннадцать лет назад стал рулевым-мотористом. А сегодня работает в судоходной компании «Ока» в должности первого заместителя капитана судна.

– Расскажи о своей работе на флоте.
– Раньше не было сменных графиков работы. Вышел в навигацию весной и до осени. Трудишься от вахты до вахты. Сейчас транспорт развит наземный, можно в любое место на берег приехать. Поэтому сделали график: 20 дней рабочих и 10 отгулов дают. Ты и дома бываешь, и работать успеваешь. Но увеличилось время вахты. С четырех до шести часов. То есть 12 часов в сутки. На время отсутствия капитана я становлюсь основным капитаном на судне и отвечаю за теплоход и за экипаж на борту.
– Я знаю, что речник ты потомственный, расскажи немного об этом.
– Да, через поколение получилось. С раннего возраста у меня привязанность к реке и к флоту. Меня отдавали к бабушке. Бабушка с дедушкой работали на теплоходе. И я лет с четырех-пяти, наверное, всю навигацию на самоходке присутствовал. Как рассказывали, как только выходим из дома, я бегом побежал, зная, что иду на самоходку, на реку. Впереди всех по траве, по высокой, в Калинихе, как сейчас помню, была тропка. И всегда с радостью оставался на самоходке. Это тоже не каждый человек поймет. Кому-то расскажешь – как так? На железе? Сутками находиться. На воде? Друзья удивляются. Ну не горю я желанием особо выходить на берег. И даже покачивание с воды ждешь уже на берегу. Не хватает его. Это привычка.
Я и в школе ходил на реку, смотрел пароходы. Мечтал. Но родители с малолетства все это прошли, и бабушка с дедушкой, зная такую безвылазную работу, нахождение на судне, меня отговаривали от этого пути. Искали другие варианты моего профессионального направления. И я только к тридцати годам пришел своим вот этим желанием и умом к моей профессии. Благо помогли люди. Ныне покойный Борис Владимирович Пресняков дал мне путевку в нее. Благодаря ему я тружусь, и мне мое дело нравится. Получаю удовольствие. Жаль тех лет, которые были затрачены на поиски себя в этой жизни. Сейчас меня все устраивает. Хороший коллектив и команда – это все очень важно.
– Как ты считаешь, такие компании, как «Ока», такие управленцы, как Сергей Александрович Ружьев, они сохранили преемственность речных традиций? Того, что было в советское время, что было в ВОРПе?
– Я не знаю всей истории организации. В разное время было по-разному. Время диктовало свои условия. Конечно же, сейчас коммерция – первоочередная задача любой организации, потому что иначе просто не выжить. Конечно, Сергей Александрович все-таки старается по мере возможностей следить, поддерживать и работников, и их семьи. Он работает на развитие, старается не стоять на месте. Ищет новые пути. Чтобы и компания развивалась и люди работали.
– В «Оке» продолжают трудиться суда знаменитого когда-то Ветлужского райуправления ВОРПа, наши затонские суда, они получили таким образом вторую путевку в жизнь. Тема болезненная для нас. Как ты считаешь, возможно было сохранить судоходство на Ветлуге и Затон имени Михеева?
– Здесь вопрос сложный. И однозначного, я считаю, ответа нельзя дать. Важна была система обслуживания и логистики движения флота. Сейчас другая ситуация, много холостого пробега, много издержек, даже по нашей работе. Если была бы централизованная система, как я буквально недавно читал после деда журнал путевой, он там порожнем – на буксире работал – легкачем, практически никуда не ходил. Транспорт сам по себе ведь не может работать. Должно быть развитие региона, поселка и вообще Поветлужья. Если будет развиваться поселок, будут стройки и предприятия, то будет работать и транспорт, в том числе и водный. А для водного нужны объемы немаленькие. Там грузоподъемности другие и грузооборот другого уровня, нежели автомобильный. Глубины были довольно неплохие на Ветлуге для того времени. 

Но что-то пошло нет так, нечего стало возить. И к тому же запустили саму реку. В техническом плане. Целая организация, десятки, сотни людей работали над этим. Пока это по накатанной было, река держалась

Топляки не заполонили все перекаты. Можно было работать и люди работали до последнего.
– Место речного флота сегодня в России? Не кажется ли, что отчасти он незаслуженно забыт?
– Нужна поддержка государства. Основной минус в этом виде транспорта – сезонность и медлительность. И невозможность доставки до места непосредственного потребления. Сейчас инфраструктура флотская речная фактически разрушена. И мало где что-то строится. Эти же порты. Выгрузка. Все происходит на моих глазах старинным дедовским способом – на берег. Если бы как раньше. Возьмем, Нижегородский порт. Это же был транспортный узел. Железная дорога, автомобильный транспорт, водный транспорт. Все буквально можно было перегрузить с борта на борт. С машины на железную дорогу. С железной дороги на баржу. Если все это развивать, без поддержки государства, без вложений и инвестиций, это не сделать. И, конечно же, обновление флота. Оно есть, но не в должных объемах. Значит, это не нужно, я так считаю. Если бы это было нужно, лоббировали бы водный вид транспорта, и он бы развивался. Выгода здесь очевидна. Эти расчеты в любом свободном источнике есть. В водном транспорте должна быть заинтересованность государства. Сейчас работают организации с руководителями той закалки, которые были в лихолетье. Благодаря им, наверное, они и существуют. Потому что современные люди в этой компетенции по-другому все видят. На моих глазах приходят новые руководители в организацию, и люди начинают просто разбегаться. Потому что создают такие условия для труда. Просто сидеть дома и ходить на пилораму – и все, ты заработаешь больше, чем там. Они не понимают, что люди оторваны от дома, от семьи. От жизни. На судне же своя жизнь, свой микроклимат. А им создают «условия»: убирают колпит, убирают командировочные, – все, что можно урезать. И, конечно, людям ничего не остается, как просто менять профессию. Это современные приходят – поколение менеджеров. (Вместе смеемся).
– Флот высоких скоростей вроде бы набирает обороты. Как считаешь, «Валдай» это альтернатива «Заре», «Лучу», «Зарнице» или все это пока детский лепет?
– Пока это все новое. Интересное. Я сам наблюдал, как довольно-таки часто и в разных направлениях они двигаются. Пришло, причем, это все внезапно, можно сказать. Интерес туристов – почему бы и нет. Ведь раньше скоростной флот был не столько в туристическом направлении, а сколько необходимостью для людей. Дорожная сеть была плохо развита, другого транспорта просто не было.
Мне нравится современное развитие скоростных линий. «Валдай» небольшой, для местных поездок. Сам еще не был, но хотелось бы поучаствовать в одной из них. Кстати, сейчас в Юрино открыли маршрут или в Козьмодемьянск.
– Расскажи, как ты пришел к Преснякову и вы начали восстанавливать «БТ‑26».
– Борис Владимирович был человек интересный. Мне с ним нравилось просто разговаривать. Он был фанатом флота. Что мы сегодня имеем на Ветлуге – пусть и в таком плачевном состоянии, но хоть что-то – благодаря ему. Что-то видят наши дети и вообще потомки. Имеют представление, что это было здесь. У него была мечта, я с ним солидарен, создать теплоход для прогулок и к нему устроить веранду.
Привезли мы тогда из Семенова двигатель с автокрана «мазовский». Ездил я на «газели». Сами его туда вставили. Своими подручными средствами. Отделывал каюту. Слани, пол. Мне нравилось этим заниматься.
Я работал первую навигацию. В конце апреля у меня день рождения. Как раз готовились к выходу. 

Я попросил у Преснякова теплоход на ходовые испытания: «Разреши, мы прокатимся с ребятами до Чернышихи». – «Пожалуйста!»

Тоже это все незабываемо, по своей реке мы спокойно прокатились, встали к берегу. В «классических» – поставили мангал. Посидели. Спокойно вернулись. Не хватает этого.
Сейчас у Пресняковых есть «кээска» для прогулок. Но и для нее воды в межень не хватает до Воскресенского моста дойти, хотя у нее 40 см осадка всего.
– Как ты считаешь, ветлужское судоходство заслуживает того, чтобы появился его музей? И нужно ли это сегодняшнему обществу?
– Нужно определенно свою историю сохранять. Период, который река не работает. Люди, поколение ничего не знает об этом и знать не хочет. Потому что не видит. Кроме беляны, как будто у нас на реке ничего и не было. Если бы было где посмотреть, увидеть, что у нас это было. Не только по рассказам. Потому что все меньше людей, которые прожили эту жизнь на реке. Наших предков, которые могут это рассказать в подробностях. Заинтересовать. Мы уже о нашей реке как судоходной практически ничего не можем рассказать. О Волге, об Оке да, но о Ветлуге мало что мы знаем. Мне самому доводилось только один раз подниматься на теплоходе до Воскресенского на зимовку. Случайно повезло.

– Твои яркие воспоминания о навигациях конца 90-х, начало 2000-х, еще северный завоз. Какие сегодня чувства возникают у тебя, когда ты приходишь на берег Ветлуги?

– Тоска. Я и радуюсь, что выбрался на реку. Мне говорят: «Ты на реке, считай, три недели, приезжаешь и опять идешь на реку, неужели тебе не надоедает?» Не могу я без реки. Заехать мельком, сходить или на лодке. Сегодня река совершенно другая, не такая, как была у меня в красочном детстве. Все изменилось. Радость в том…  Мне иногда снится, что она пересохла просто, и такая паника, когда просыпаюсь. Все идет к этому – обмеление-обмеление, одичание. Часто снится, что я работаю на своей реке, на своем теплоходе. С чем это связано, с этими мыслями из детства, тягой к родному прошлому?..

Иван  Замыслов

Фото Сергея Марцева